Восточная война [СИ] - Евгений Белогорский

Один за другим французские канониры обрушивали силу своих пушек против маленького парохода, но каждый раз он оставался неуязвим. Всего только два раза падали вражеские ядра на корабль мичмана Лобанова, но это были лишь случайные попадания, теория графа Ардатова вновь блестяще подтверждалась на поле боя.

Сам Михаил Павлович с замиранием сердца наблюдал за скоротечным сражением, и неизменно, когда брандер бросался в атаку, горячая волна окатывала его с головы до ног. Вновь и вновь граф держал строгий экзамен жизни и смерти, и в который раз выходил победителем.

- Давай, Андрюша, давай. Разнеси его! - говорил граф, не отрывая свой взгляд от окуляра подзорной трубы. Цена поединка была слишком высока. Уцелей французская батарея, и на всей операции можно было ставить жирный крест. Последний из русских брандеров, благодаря преступной халатности интендантов, к моменту выхода в море не имел на своем борту мощного заряда. Об этом Ардатов узнал только во время похода и что-либо исправить, было уже невозможно.

- Давай, давай, милый, - шептали губы графа, и Андрюша не подвел. Прорвавшись сквозь огневой щит противника, он мастерски вывел брандер на угол атаки и столкнулся с французской батареей. Повторного взрыва порохового слада на борту "Опустошающего" не произошло, но остойчивость судна была нарушена, и вскоре, под ликующие крики русских матросов, вражеская батарея затонула.

Едва только это произошло, как Ардатов истово перекрестился и обратился к Нахимову с просьбой спасти оставшихся в живых членов экипажей брандеров. Сразу же взвились на мачте сигнальные флаги, но русские корабли уже сами, без приказа адмирала пытались оказать помощь уцелевшим героям.

К всеобщей радости удалось спасти почти весь экипаж первого брандера во главе с капитаном Шаховым. Ему вместе с кочегаром Завгородним удалось благополучно покинуть тонущий брандер и, уцепившись за перевернутую шлюпку, продержаться до подхода помощи.

Так же судьба была благосклонна к Лобанову. Из трех человек экипажа геройского брандера никто не только не был ранен, но и сумел благополучно сесть в спасательную шлюпку, что было дружно расценено всеми как огромная удача. Однако благосклонность госпожи удачи не коснулась экипажа второго брандера лейтенанта Колокольникова. Все моряки погибли в огненном взрыве вместе со своим командиром.

Благодаря хлопотам графа Ардатова погибшие герои получили достойную оценку своего подвига. Но это было потом, а в тот момент, когда радость победы смешалась с горечью утрат, храбрецам не было времени думать о будущем. Впереди  моряков ждала высадка десанта, ничуть не менее сложное и опасное предприятие, чем уничтожение крепостей Босфора.

Появись в этот момент любой союзный или турецкий корабль, и вновь успех всей операции повис на волоске. Но, видимо, судьба была благосклонна к  русским морякам, и высадка на побережье прошла благополучно.

К концу дня с кораблей сошла основная часть десанта, однако полностью свои трюмы моряки смогли очистить глубокой ночью. Всего на вражеский берег было высажено около четырех тысяч пехотинцев, общее командование над которыми осуществлял генерал-майор Муравьев.

Только когда последний пехотинец покинул корабли эскадры, адмирал Нахимов стал подводить итоги всей операции, а они были не столь радостными, как того хотелось. Кроме гибели двух пароходов и выбывших из строя трех брандеров, почти каждый корабль эскадры имел различные повреждения.

Особенно плохо обстояло дело на "Ростиславе" и "Владимире". Оба корабля были основательно побиты вражескими ядрами. Но если повреждения "Владимира" могли быть устранены, то на "Ростиславе" открылась течь, которую своими силами моряки ликвидировать никак не могли.  Самым лучшим решением была бы отправка парусника в Севастополь под конвоем другого корабля. Раньше черноморцы в подобных случаях так и поступали, но в нынешних условиях Нахимов не мог позволить себе подобного шага. Отправлять же корабль в одиночку, да ещё в порт находящийся во вражеской осаде, означало верную гибель "Ростислава".  

Адмирал молча выслушал рапорты своих капитанов, а затем сказал: - Как не тяжело мне принимать это решение, но я вынужден отдать приказ о затоплении "Ростислава".

- Как же так, Павел Степанович!? Как это возможно!? - удивленно заговорили моряки. - Англичане и французы не смогли нас потопить, так мы сами себя.

- Молчать!! - властно бросил Нахимов, и в каюте сразу наступила тишина, - вы что думаете, что мне, моряку, легко говорить такие слова?! Корабли - это дети мои, но в нынешнем положении иного выхода я не вижу. Да-с, господа.

Нахимов горестно вздохнул, а затем продолжил свою речь.

- Вы что же думаете, мы запросто так "Ростислав" уничтожим? Глубоко ошибаетесь. Его девяноста шесть пушек с боевым запасом, ой какое подспорье будет нашим солдатикам. Да и экипажу незачем будет на берегу сидеть. Пришли мы сюда основательно и надолго, и значит, нам надо свои укрепления на Босфоре строить. Лучше турецких, такие чтобы никто взять не смог бы. Вот о чем думать надо, господа офицеры, а не лить слезы по кораблю. Их вон, сколько после войны новых построить можно.

Больше спорить с адмиралом никто не посмел и рано утром с "Ростислава" стали свозить команду и орудия. Пока все это происходило, остальные корабли эскадры устремились к Стамбулу, который провел всю ночь, дрожа от страха.

Внезапное появление у пролива не знавшего поражений "Нахим-паши" и уничтожение им сначала босфорских крепостей, а затем и французских броненосцев, потрясло город до основания. Едва стало известно  о гибели кораблей капитана Монседи и высадке русского десанта, как город захлестнула огромная паническая волна.

Все вспомогательные суда союзников и те, что проходили ремонт в стамбульской гавани, срочно покинули турецкую столицу, держа курс на Дарданеллы. У самого правителя Порты к этому моменту для бегства из столицы не было ни одного корабля. Все те, что остались после синопского погрома, либо находились в Батуми, либо ушли в Варну или к Дарданеллам.

Вообще положение турецкого султана было аховое. Все лучшие войска правителя правоверных находились в Крыму, на Кавказе и в Болгарии. Поддавшись советам англичан, Абдул-Меджид отправил на защиту Дуная свои последние резервы. Оставшаяся в городе султанская гвардия была пригодна для войны с собственным народом, но никак не для битвы с русскими.

Всю ночь в султанском дворце шло непрерывное заседание дивана, на котором придворные советники султана пытались выработать спасительную для столицы стратегию. Больше всего турки боялись, что русские корабли начнут бомбардировку беззащитного Стамбула, укрепления которого давно обветшали.

Советники султана сразу предсказали, что вслед за этим восстанет христианское население столицы. При поддержке русского десанта немедленно перейдет в массовую резню турок. О численности русской пехоты никто ничего не знал толком, но, судя по количеству костров, которые гяуры развели на берегу Босфора, их было никак не менее десяти тысяч. Так говорила народная молва, и уже ничто не могло изменить эту ужасную цифру.

Всё население огромного города с замиранием сердца следило за вхождением в бухту Золотой Рог четырех больших кораблей грозного "Нахим-паши", принесшего столько несчастья и горя турецкой короне. Тысячи глаз напряженно следили за движением русских фрегатов, и, когда они стали на якорь напротив Семибашенного замка, все радостно вздохнули, бомбардировки не будет. По крайней мере, сегодня.

Сразу после этого, к "Парижу", на котором держал свой флаг Нахимов, устремилась султанская галера с главным визирем на борту. Высокому переговорщику был подан трап, и вскоре посланец султана предстал перед двумя командирами этого похода, Нахимовым и Ардатовым.

Соблюдая положенный этикет, высокие стороны общались через переводчика, хотя сам Павел Степанович неплохо владел турецким языком. Собираясь воевать с турками, он ещё в далекой молодости поставил себе задачу в овладении языка противника и заметно преуспел в этом деле.

Согласно договоренности, с визирем в основном говорил Ардатов. Он предстал перед визирем как передаточное звено воли непобедимого "Нахим-паши", угрюмо сидящего за столом и внимательно слушающего, правильно ли граф излагает его мысли. Фигура адмирала в этот момент было столь колоритна, что все переговоры визирь только и делал, что почтительно смотрел на Нахимова и совершенно не обращал большого внимания на Ардатова. И было от чего.

Первые слова знаменитого флотоводца повергли визиря в шок. Гневно сверкая очами, Нахимов объявил, что, согласно приказу царя, он должен обратить турецкую столицу в пепел, если через 24 часа, после предъявления султану ультиматума, не будет объявлено о заключении перемирия и начале мирных переговоров между Россией и Турцией.